Вольтер - мировая знаменитость, он признан как один из самых читаемых философов. Это блестящий и вместе с тем глубокий мыслитель, которого волнуют фундаментальные вопросы морали и смысла жизни, темы смерти, религии. Представляем вашему вниманию отрывок,мораль которого отражена в его названии.
Нoc
Однажды Азора возвратилась с прогулки в сильном гневе,
громко выражая свое негодование.
– Что с вами, моя милая супруга? – спросил
Задиг. – Кто вас так рассердил?
– Вы были бы точно так же возмущены, – ответила
она, – если бы увидели то, чему я сейчас была свидетельницей. Я навещала
молодую вдову Козру, похоронившую два дня назад своего юного супруга на берегу ручья,
омывающего луг. Безутешно скорбя, она дала обет богам не уходить оттуда, пока
не иссякнут воды ручья.
– Что же, – сказал Задиг, – вот достойная
уважения женщина, истинно любившая своего мужа!
– Ах, – возразила Азора, – знали бы вы, чем
она занималась, когда я пришла к ней!
– Чем же, прекрасная Азора?
– Она отводила воды ручья.
Азора разразилась столь нескончаемыми упреками и так
поносила молодую вдову, что эта чересчур многословная добродетель не
понравилась Задигу.
У него был друг по имени Кадор, из числа молодых людей,
которых жена Задига считала особенно добродетельными и достойными. Задиг сделал
его своим поверенным, с помощью ценного подарка заручившись, насколько это
возможно, его верностью.
Однажды, когда Азорэ, проведя два дня за городом у одной из
своих подруг, возвратилась на третий день домой, слуги с плачем возвестили ей,
что муж ее внезапно умер этой ночью, что ей не решились сообщить столь
печальное известие и что его уже похоронили в семейной усыпальнице в самом
конце сада. Азора рыдала, рвала на себе волосы и клялась, что не переживет его.
Вечером Кадор попросил позволения зайти к ней, и они рыдали вдвоем. На другой
день они рыдали уже меньше и вместе пообедали. Кадор сообщил ей, что друг его
завещал ему большую часть своих богатств, и намекнул, что почтет за счастье
разделить свое состояние с нею. Дама поплакала, посердилась, но наконец
успокоилась; ужин длился дольше обеда, и разговаривали они откровеннее. Азора
хвалила покойного, но призналась, что у него были недостатки, которых нет у
Кадора.
За ужином Кадор стал жаловаться на сильную боль в селезенке.
Встревоженная дама приказала принести благовония, которыми она
умащалась, – она надеялась, что какое-нибудь из них утолит эту боль. Азора
очень сожалела, что великого Гермеса уже нет в Вавилоне, и даже соблаговолила
дотронуться до того места, где Кадор чувствовал такие сильные боли.
– Вы подвержены этой ужасной болезни? – спросила
она с состраданием.
– Она иногда приводит меня к самому краю могилы, –
отвечал ей Кадор. – Облегчить мои страдания можно только одним способом:
приложить мне к больному боку нос человека, умершего накануне.
– Какое странное средство! – сказала Азора.
– Ну, уж не более странное, – отвечал он, –
нежели мешочки господина Арну от апоплексии.
Этот довод, в соединении с чрезвычайными достоинствами
молодого человека, заставил даму решиться.
«Ведь когда мой муж, – подумала она, – отправится
из здешнего мира в иной по мосту Чинавар , не задержит же
его ангел Азраил на том основании, что нос Задига будет во второй жизни
несколько короче, нежели в первой?»
Она взяла бритву, пошла к гробнице своего супруга, оросила
ее слезами и наклонилась, собираясь отрезать нос Задигу, который лежал,
вытянувшись во весь свой рост. Задиг встал, одной рукой закрывая нос, а другой
отстраняя бритву.
– Сударыня, – сказал он ей, – не браните так усердно молодую Козру: намерение отрезать мне нос ничуть не лучше намерения отвести воды ручья...